Ни один снукерист не подходил так близко и настолько часто к завоеванию мировой короны – и ни один не ощущал такую горечь поражений. Однако череда ужасающих событий в жизни «Вихря» заставила его понять, что действительно имеет значение.

Ричард Грин
Воскресенье, 28 октября 2007
Observer Sport Monthly

Мой отец работал угольщиком и часто играл со своими приятелями в снукер.

Я начал, кажется, в 9 или 10, но я был самородком. К моменту, как мне исполнилось 11, мы вместе с Тони Мео практически целыми днями играли и тренировались в месте, которое называют Zan's , в Tooting, южный Лондон. К 13 годам я сделал сенчури брейк, и стриг деньги со всех противников, где бы ни появлялся. Иногда в моих карманах собиралось до нескольких сотен фунтов. Целое состояние для ребенка. Мои родители и учителя страшно злились на меня из-за прогулов, но сделать ничего не могли, я всегда находил возможность играть.

Проблемы начались в 1980, когда в 18 лет я выиграл титул чемпиона мира среди любителей. Обо мне заговорили, как о восходящей звезде. Стали чаще узнавать, а я оказался не готов к такому. Я прекрасно проводил время в барах и ночных клубах. В таком возрасте трудно представить, куда все это способно завести. Жизнь в постоянных разъездах довольно одинока, поэтому частенько думаешь: «Заскочу-ка я в бар и пропущу стаканчик». И прежде чем вы сообразите что к чему, у вас уже проблемы. Я пил очень долго. С возрастом все становится только хуже, нужно больше времени, чтобы справиться с похмельем. И, в конце концов, начинает страдать ваша игра.

Лучший матч в жизни я сыграл в финале Чемпионата Великобритании против Джона Пэррота в 1992. Я выиграл 16-14, чувствуя, что могу забить что угодно откуда угодно. Тогда – в конце восьмидесятых, начале девяностых - я играл в свой лучший снукер. Проблема состояла в том, что с тем количеством дурных привычек, которые у меня имелись на тот момент, готовиться удавалось плохо: люди же вроде Стива Дэвиса или Денниса Тейлора были образцами профессионализма. А я просто приходил и играл, даже если до этого пил всю ночь.

В том году я должен был выигрывать чемпионат мира. Когда я вел 14-8 в финале со Стивеном Хендри, я был убежден, что выиграю. И я начал отвлекаться, думая о своих действиях после победы, словах, благодарностях. Фатальная ошибка. Когда он сравнял 14-14, я не мог поверить – пару секунд назад я контролировал ситуацию, а она внезапно выскользнула из рук. Я не взял следующий фрейм, и вынужден был сидеть и смотреть, как он, делая два сенчури брейка, стирает меня в порошок. Я считаю свои 147 в первом раунде того турнира особенными, ведь это мой первый максимум на соревнованиях. Но я все равно чувствовал разочарование, хоть благодаря этому брейку и покидал чемпионат, заработав больше Стивена. Потом я спустил много – 128 000 фунтов – на карты и лошадей.

Поражение от Хендри в финале 1994 одно из наиболее болезненных. Тот сезон вышел для меня не слишком хорошим, но к финалу я был на подъеме. Мне удалось сравнять 17-17, и я поверил, что пришла моя очередь побеждать. Я до сих пор не знаю, что произошло. В том последнем фрейме все шло прекрасно, и мне просто нужна была еще парочка красных через черный. Я только дернулся в момент, когда забивал черный и промахнулся. Хендри очистил стол - и все. Комментатор Клайв Эвертон позже сказал мне, что если я просмотрю запись того фрейма – которой у меня нет и не будет – я увижу, как очень долго то снимаю, то прикручиваю удлинитель на кий. Я потерял ритм. Ничего не поделаешь.

Потом мой мир распался на части, но к снукеру это не имело никакого отношения. В течение трех лет наша семья вынесла столько плохого, что хватило бы на всю жизнь. После обследования опухоли, выяснилось, что у меня рак. Опухоль превратилась в два злокачественных образования и врач сказал, что их придется удалять. Я так боялся смерти, что даже не хотел говорить Морин. К счастью, стадия была довольно ранней. Мы даже смогли родить сына – своего пятого ребенка – и это самое настоящее чудо.

Незадолго до моей болезни диагностировали рак легких брату. Он свел Мартина в могилу через пару лет. А еще через год умерла мама. Тогда я скатился на самое дно. Растерял игру – в 1997 проиграл даже в первом раунде Чемпионата Мира. Но мне было безразлично. Здоровье и семья – я уже дедушка, хотите верьте, хотите нет – единственные вещи, которые имеют значение, и те несколько лет заставили меня взглянуть на жизнь совершенно по иному.

Потеря Пола Хантера в 2006 была ужасной. Ему ведь было только 27. Когда он умер, я играл в благотворительном матче. Парень заплатил 10 000 фунтов, чтобы сыграть со мной, и пока шла партия, я то и дело натыкался взглядом на своего личного помощника, выглядевшего крайне странно. Болельщиков набилась масса, так что они подождали до самого конца, а потом сказали мне. Это был кошмар.

Я обычный парень с улицы, и, кажется, поэтому люди меня поддерживали. Я всегда старался относиться к ним хорошо и разговаривать с ними. Я всегда играл в атакующем стиле, и им нравилось. Можно считать это даром, только так я и могу играть.

Факты
Уайт родился в Белхэме, южный Лондон в 1962 и был самым младшим из пяти детей. Он выиграл 10 рейтинговых турниров, включая Бритиш Мастерс и Чемпионат Великобритании, заработав более 5 миллионов фунтов призовых. За скорость и агрессивную манеру игры его прозвали «Вихрь». Джимми удавалось шесть раз выходить в финал Чемпионата Мира – первый раз в 1984, а потом пять раз подряд с 1990 по 1994. Он проиграл четыре финала Стивену Хендри, и по одному Стиву Дэвису и Джону Пэрроту. В 1995 Уайт выиграл решающий матч на Mosconi Cup (пул) за команду Европы против команды Соединенных Штатов. Уайт выиграл в 2003 турнир Poker Million, обыграв по дороге Дэвиса. Ему было присуждено звание МВЕ в 1999, также его часто называют «Народным Чемпионом».

Источник: http://guardian.co.uk